Гордость и гордыня - Страница 102

102

Он с большой радостью, когда угодно и т. д. и т. д., и, с ее разрешения, не стал бы откладывать свой визит.

— Вы не можете приехать завтра?

Да, да, на завтра он никуда не зван, и ее приглашение принял с поспешностью.

Он приехал, и настолько рано, что барышни еще не оделись к обеду, как и их маменька. Миссис Беннет вбежала в комнату дочерей в пеньюаре, с неприбранными волосами, восклицая:

— Душечка Джейн, поторопись! Поспеши вниз! Он приехал… мистер Бингли приехал. Да-да-да! Торопись же, торопись! Сара, сейчас же помогите мисс Беннет надеть платье. Прическа мисс Лиззи подождет.

— Мы спустимся, как только будем готовы, — сказала Джейн, — но, полагаю, Китти уже оделась, она ведь поднялась к себе полчаса назад.

— Ах, поди ты со своей Китти! При чем тут она? Поспеши же, поспеши! Где твой поясок, голубушка?

Однако чуть маменька удалилась, как Джейн отказалась спуститься в гостиную без сестры.

Вечером вновь начались старания оставить их наедине. После чая мистер Беннет удалился в библиотеку, как было у него в обычае, а Мэри поднялась наверх к своему инструменту. Таким образом, две помехи из пяти исчезли, и миссис Беннет довольно долго поглядывала на Элизабет и Кэтрин, подмигивая им, но без всякого толка. Элизабет упрямо не замечала ничего, а Китти, когда наконец заметила, то невинно спросила:

— Что такое, маменька? Почему вы мне все время подмигиваете? Что я должна сделать?

— Ничего, дитя мое, ничего. Я вовсе тебе не подмигивала.

Затем миссис Беннет чинно просидела пять минут, но, не в силах упустить такой золотой случай, она внезапно встала и, сказав Китти:

— Пойдем, душечка, мне надо с тобой поговорить, — увела ее из гостиной.

Джейн тотчас посмотрела на Элизабет в смущении от столь бесцеремонного маневра, безмолвно умоляя ее остаться во что бы то ни стало. Через минуту миссис Беннет приоткрыла дверь и позвала:

— Лиззи, милочка, мне надо с тобой поговорить. Элизабет была вынуждена уйти.

— Их надо оставить одних, знаешь ли, — объявила маменька. — Мы с Китти поднимемся ко мне в будуар.

Элизабет не стала возражать матери, однако незаметно задержалась в прихожей, пока миссис Беннет с Китти не поднялись по лестнице, а затем вернулась в гостиную.

Все планы миссис Беннет на этот день завершились неудачей. Бингли был очарователен во всем, но вот с ее дочерью он не объяснился. Его непринужденная веселость весьма украсила их вечер, а неразумные выходки матери и все ее благоглупости он сносил с терпением и невозмутимостью, за что ее дочь была ему чрезвычайно признательна. Он сразу принял приглашение поужинать у них, и, прежде чем он попрощался, было решено, главным образом между ними миссис Беннет, что утром он приедет поохотиться с ее мужем.

И Джейн больше не говорила о своем равнодушии. Сестры ни единым словом не упомянули Бингли, однако Элизабет отошла ко сну в счастливой уверенности, что все вскоре решится, если только мистер Дарси не вернется ранее намеченного срока. Впрочем, она почти не сомневалась, что все это происходило с согласия вышеупомянутого джентльмена.

Бингли был пунктуален и провел утро с мистером Беннетом, стреляя птиц, как и было уговорено. Последний был много любезнее, чем ожидал его спутник. В Бингли не было ни самомнения, ни глупости, которые могли бы вызвать насмешки мистера Беннета либо заставить в отвращении замолчать. Вот почему Бингли еще ни разу не видел его таким разговорчивым и совсем не эксцентричным.

Разумеется, Бингли отобедал у них после охоты, а вечером миссис Беннет вновь принялась придумывать способы, как увести остальных и оставить его вдвоем с Джейн. Элизабет, которой надо было написать письмо, вскоре после чая уединилась для этой целив малой столовой, остальные собирались сесть за карты, и ей не требовалось противодействовать маневрам ее маменьки.

Однако когда Элизабет кончила письмо и вернулась в гостиную, то, к своему удивлению, увидела, что мать превзошла ее хитроумием. Открыв дверь, она узрела, что ее сестра и Бингли стоят у камина, очень серьезно о чем-то разговаривая. A если бы это не вызвало подозрений, так лица обоих, когда они обернулись и отпрянули друг от друга, сказали бы ей все. Их положение было достаточно неловким, но ее, подумала Элизабет, оказалось куда хуже. Они молчали, и она уже собралась уйти, но тут Бингли, который при ее появлении сел, как и Джейн, внезапно вскочил и, прошептав что-то ее сестре, выбежал из комнаты.

Джейн не могла ничего скрыть от Элизабет, особенно когда признание было радостью, и, тотчас обняв ее, с живейшим чувством сказала, что в мире нет никого счастливее нее.

— Это слишком! — добавила она. — Слишком! Я не заслужила подобного счастья. Ну почему все другие не так счастливы?

Элизабет поздравила ее с искренностью, с жаром, с восторгом, какие нельзя было передать словами. И каждая фраза становилась для Джейн новым источником счастья. Но она не могла позволить себе остаться с сестрой и не сказать хотя бы половину того, что осталось недосказанным.

— Я должна сейчас же пойти к маменьке, — воскликнула она. — Я ни за что на свете не хочу показаться неблагодарной за ее нежную заботливость или допустить, чтобы она услышала об этом не от меня. Он ведь пошел к папеньке. Ах, Лиззи, знать, что моя новость доставит радость всей моей любимой семье! Ну как перенести столько счастья?

Тут она поспешила к матери, которая нарочно расстроила карточную партию и удалилась с Китти к себе в будуар. Элизабет, оставшись одна, улыбнулась тому, как быстро и легко завершилось наконец то, чему они были обязаны столькими горестными месяцами.

102