Гордость и гордыня - Страница 107


К оглавлению

107

Если он, как ей казалось, и прежде колебался, то советы и мольбы столь близкой родственницы способны были рассеять его сомнения и убедить, что истинное счастье он может обрести, лишь ничем не унизив своего достоинства. В этом случае в Незерфилд он не вернется. Леди Кэтрин может поговорить с ним, возвращаясь через Лондон, и он найдет предлог, чтобы не сдержать обещания, данного Бингли.

«Следовательно, если его друг в ближайшее время получит от него письмо с извинениями, — добавила она, — я буду знать, какой из этого следует сделать вывод. Тогда я откажусь от всех надежд, всех упований на его постоянство. Если ему будет довольно лишь сожалений обо мне, хотя он мог бы получить мою любовь вместе с моей рукой, то я вскоре перестану сожалеть о нем».

Удивление остальных членов семьи, когда они узнали, кто удостоил их посещения, было очень велико, но им пришлось довольствоваться теми же предположениями, какие умиротворили любопытство миссис Беннет, и Элизабет была избавлена от неприятных расспросов.

На следующее утро, когда она спустилась вниз, навстречу ей из библиотеки вышел ее отец с письмом в руке.

— Лиззи, — сказал он, — а я как раз ищу тебя. Пойдем ко мне.

Она последовала за ним в библиотеку, теряясь в догадках, о чем он намерен поговорить с ней, и ее любопытство усугублялось уверенностью, что это как-то связано с получением письма. Внезапно ее поразила мысль, что оно может быть от леди Кэтрин, и она с ужасом подумала об объяснениях, которые ей предстоят.

Она села в кресло у камина напротив отца, и он сказал:

— Утром принесли письмо, чрезвычайно меня изумившее. Так как оно посвящено главным образом тебе, ты должна узнать его содержание. A я и не знал, что не одна, но две мои дочери вот-вот выйдут замуж. Дозволь поздравить тебя с весьма славной победой.

K щекам Элизабет прихлынула краска: ее осенила мысль, что письмо это вовсе не от тетки, а от племянника, и она не знала, то ли радоваться, что он все-таки объяснился, то ли обидеться, что написал он не ей. Но тут ее папенька заговорил снова:

— Ты как будто что-то знаешь. В подобных делах вы, девицы, очень проницательны. Однако могу поспорить, что даже твой острый ум не отгадает имя твоего воздыхателя. Письмо это от мистера Коллинза.

— От мистера Коллинза! И что же такого он нашел сообщить?

— Нечто весьма и весьма уместное, и в самую цель, как же иначе? Начал он с поздравлений по поводу приближающегося бракосочетания моей старшей дщери, о каковом, по-видимому, его известил кто-то из Лукасов, больших любителей посплетничать из самых лучших намерений. Не стану злоупотреблять твоим терпением и читать все, что ему было благоугодно написать по этому поводу. A о тебе говорится вот что: «Итак, принеся вам самые сердечные поздравления от миссис Коллинз и меня с сим счастливым событием, прошу вашего дозволения добавить краткий намек касательно другого такого же, о коем мы узнали от той же особы. Как полагают, ваша дочь Элизабет будет недолго носить фамилию Беннет после того, как старшая сестрица ее сменит, и избранного ею спутника на стезе жизни, не преувеличивая, можно назвать среди самых высоких персон нашей страны».

— Лиззи, ты способна догадаться, кого он имеет в виду? «Сей юный джентльмен особо благословлен всеми благами, какие только может пожелать сердце смертного, — великолепным состоянием, знатной родней и большим числом приходов. И все же, вопреки сим соблазнам, позвольте мне остеречь мою кузину Элизабет и вас от тех злосчастий, кои вы можете навлечь на себя слишком поспешным принятием предложения оного джентльмена, хотя, разумеется, вы будете склонны сделать сие немедля». Лиззи, тебе так и не пришло в голову, о ком речь? Но вот тайна раскрывается. «Я счел себя обязанным предупредить вас из следующих побуждений. У нас есть основания полагать, что его тетушка, леди Кэтрин де Бэр, не смотрит на сей брак благосклонным взором».

— Как видишь, это мистер Дарси! Думаю, Лиззи, ты изумлена. Мог ли он — или Лукасы — избрать среди круга наших знакомых другого человека, чье имя с такой полнотой опровергало бы их утверждения? Мистер Дарси, который обращает свой взор на барышень, только чтобы найти в них те или иные недостатки, и который, вероятно, ни разу в жизни даже не посмотрел на тебя! О, восхитительно!

Элизабет попыталась разделить веселье своего папеньки, но сумела лишь с трудом улыбнуться. Никогда еще он не избирал для своего остроумия тему, более ей неприятную.

— Неужели тебе не смешно?

— O да, очень. A что он пишет дальше?

— «Когда о вероятности сего брака было вчера вечером сообщено ее милости, она тотчас с обычной своей снисходительностью выразила все, что думала по его поводу, из чего воспоследовало, что по причине неких возражений против родства моей кузины она никогда не даст согласия на подобный, как она выразилась, мерзкий мезальянс. Я счел своей обязанностью незамедлительно поставить мою кузину в известность о сем, дабы она и ее благородный воздыхатель представляли все последствия такого шага и не поторопились связать себя узами, не получившими надлежащего благословения». Кроме того, мистер Коллинз добавляет: «Я истинно возликовал, узнав, что прискорбная ошибка моей кузины Лидии была столь успешно замята, и скорблю лишь о том, что их сожительство до брака получило слишком широкую огласку. Однако мне не должно небречь обязанностями моего сана, и я не могу не объявить, сколь удивлен был, узнав, что вы приняли молодую пару в своем доме, едва они вступили в брак. Это потакание пороку, и будь я лонгборнским священнослужителем, то сурово воспротивился бы сему. Вы, разумеется, должны простить им как христианин, но притом никогда не допускать их к себе на глаза и воспретить упоминать их имена в вашем присутствии». Таковы его понятия о христианском прощении! Остальное письмо посвящено положению его дорогой Шарлотты и его ожиданию юной оливковом ветви. Но, Лиззи, письмо тебя словно бы ничуть не позабавило. Уповаю, ты не станешь жеманиться и делать вид, будто тебя задела эта пустая болтовня. Ведь мы живем для того, чтобы развлекать наших соседей и, в свою очередь, посмеиваться над ними.

107