Гордость и гордыня - Страница 58


К оглавлению

58

Пока она говорила, мистер Дарси переменился в лице, однако ненадолго, и продолжал слушать ее не перебивая, а она продолжала:

— У меня есть достаточно поводов думать о вас дурно. Никакие побуждения не могут оправдать несправедливости и бессердечия этих ваших поступков. Вы не посмеете, вы не можете отрицать, что вы были главным, если не единственным, кто разлучил их, обрек одного осуждению света за легкомыслие и непостоянство, другую — насмешкам за обманутые надежды, а их обоих — сердечным страданиям.

Она умолкла и с немалым негодованием увидела по его лицу, что ее слова не пробудили в нем ни малейшего раскаяния. Он даже посмотрел на нее с улыбкой нарочитого недоверия.

— Можете вы отрицать все это?

C притворной невозмутимостью он наконец ответил:

— Я не намерен отрицать, что сделал все, что в моих силах, чтобы разлучить моего друга с вашей сестрой, или что радуюсь моему успеху. Ему я оказал большую услугу, чем себе.

Элизабет не показала виду, что заметила этот галантный намек, хотя его смысл был ей ясен. Но он не мог ее смягчить.

— Моя неприязнь вызвана не только этими вашими поступками, — продолжала она. — Мнение о вас сложилось у меня задолго до них. Ваш характер раскрылся мне в рассказе, который много месяцев тому назад я выслушала от мистера Уикхема. Что вы можете сказать об этом? Какой ссылкой на воображаемою дружескую услугу можете вы оправдаться? Какое неверное толкование того, что произошло, можете вы приписать другим?

— Вы принимаете живейшее участие в делах этого джентльмена, — сказал Дарси менее спокойным тоном, и на его лице проступила краска.

— Кто, знающий, какие несчастья ему пришлось перенести, не принял бы в нем участия?

— Его несчастья! — презрительно повторил Дарси. — Да, его несчастья правда были велики.

— И навлечены на него вами! — с жаром вскричала Элизабет. — Вы ввергли его в нынешнюю бедность. Вы отняли у него блага, которые, как вам было известно, предназначались ему. Вы лишили его лучшие годы той независимости, которая была его правом, вполне им заслуженным. Все это сделали вы! И тем не менее вы способны встретить упоминание о его несчастьях презрительной насмешкой!

— Таково ваше мнение обо мне! — воскликнул Дарси, быстрым шагом пересекая комнату. — Так вы смотрите на меня! Благодарю, что вы все так подробно изъяснили. Мои вины, согласно этой оценке, поистине велики! Но, может быть, — добавил он, останавливаясь и поворачиваясь к ней, — все эти проступки могли быть оставлены без внимания, если бы вашу гордость не уязвило мое честное признание в сомнениях, которые столь долго препятствовали мне принять решение. Эти горькие упреки могли бы остаться не сказанными, если бы я более расчетливо скрыл свои борения и лестью заставил бы вас поверить в то, что мной движет беспредельная, не видящая никаких препон нежная склонность, которая поддержана рассудком, долгим обдумыванием — ну, словом, всем. Но мне противно любое притворство. И я не стыжусь чувств, о которых рассказал. Они естественны и оправданы. Могли ли вы ждать, что меня будет радовать ваше происхождение? Что я буду поздравлять себя с тем, что породнюсь с людьми, чье положение в обществе настолько ниже моего?

C каждым мгновением гнев все больше овладевал Элизабет. И тем не менее она приложила все усилия, чтобы сохранить спокойствие, когда сказала:

— Вы ошибаетесь, мистер Дарси, если полагаете, будто форма, в которую вы облекли свое признание, как-то повлияла на меня, если не считать того, что она избавила меня от жалости, которую я могла почувствовать, отказывая вам, если бы вы вели себя как подобает джентльмену.

Она увидела, как Дарси вздрогнул при этих словах, однако он ничего не сказал, и она продолжала:

— В каких бы словах вы ни предложили мне свою руку, они не соблазнили бы меня принять ее.

Вновь он не сумел скрыть изумления и взглянул на нее с выражением недоверия и растерянности. A она добавила:

— C самого начала, с первой же минуты, могу я сказать, моего знакомства с нами ваши манеры вполне показали мне вашу надменность, вашу спесь и ваше эгоистичное пренебрежение чувствами других и послужили тем фундаментом неодобрения, которое благодаря последующим событиям превратилось в прочную неприязнь. Мы были знакомы менее месяца, когда я поняла, что вы — последний человек в мире, за которого я вы шла бы замуж, как бы меня ни уговаривали.

— Вы сказали достаточно, сударыня. Я вполне понимаю ваши чувства и теперь могу лишь стыдиться того, что чувствовал сам. Простите меня за отнятое у вас время и примите мои наилучшие пожелания здоровья и счастья.

C этими словами он поспешно вышел из комнаты, а мгновение спустя Элизабет услышала, как за ним захлопнулась дверь дома. Она была в полном смятении, не понимала, как успокоиться, села, потому что ноги ее не держали, и проплакала полчаса. Ее удивление, когда она вновь и вновь думала о произошедшем, все более возрастало. Мистер Дарси сделал ей предложение! И был в нее влюблен уже столько месяцев! Так влюблен, что хотел на ней жениться вопреки всем тем возражениям, которые подвигли его помешать женитьбе его друга на ее сестре и уж тем более должны были иметь силу в его глазах, когда речь шла о нем самом! Все это представлялось ей почти невероятным. Ей льстило, что она, сама того не зная, могла внушить столь сильное чувство. Но его гордость, его невыносимая гордыня, бесстыдное признание в том, как он поступил с Джейн, его непростительная уверенность в своей правоте, хотя он ничем не мог оправдать своего поведения, и бесчувственность, с какой он упомянул мистера Уикхема, даже не считая нужным отрицать свою жестокость по отношению к тому, — все это вскоре заставило ее забыть о жалости, какую было пробудила мысль о его любви к ней.

58